Якуб Корейба: миропорядок от Мальты до Женевы формируется на обломках СССР

Распад Советского Союза считается незаконченным до тех пор, пока на всей его территории не примут за основу развития западную парадигму, напоминает польский политолог.

Якуб Корейба. Фото: личный архив Якуба Корейбы
Якуб Корейба. Фото: личный архив Якуба Корейбы

ВАРШАВА. В начале января небольшой побережный городок Брзеббуга является оазисом гармонии, тишины и спокойствия. Ярко раскрашенные лодочки мальтийских рыбаков ритмично колышутся на спокойных волнах, улыбчивые пенсионеры приседают на лавочках покормить чаек, а редкие в это время года туристы прогуливаются по набережной, подставляя лица лучам нежного средиземноморского солнца.

Наверное, примерно такой представляли себе атмосферу международных отношений лидеры СССР и США, когда в 1989 году встретились тут, на борту советского лайнера «Максим Горький», вставшего на якорь в бухте Марсашлокк, чтобы торжественно объявить себе и всему миру о «конце холодной войны». Именно такая надпись высечена на памятнике в честь встречи, которую тогдашние комментаторы окрестили самым важным событием со времен Ялтинской конференции 1945-го года. Но был ли это конец?

С перспективы сегодняшнего нестабильного состояния мира и деструктивной динамики российско-американских отношений уже понятно, что всего лишь перерыв, небольшая по историческим меркам стратегическая пауза, после которой противостояние не только не закончилось, но на наших глазах переходит на качественно новый уровень, символическим свидетельством которого стала недавняя встреча в Женеве, суть которой можно резюмировать как взаимное перечисление обид, претензий и угроз.

В итоге 30-летнего развития событий — мальтийские партнеры построили мир, который по своей структуре и динамике основан на прямой противоположности провозглашенных тогда принципов. Абстрагируясь от оценочных суждений тех или иных политиков и экспертов, включая мои личные, в отношении того, хорошо это или плохо, правильно или не правильно, следует констатировать, что на начало 2022 года отношения между Россией и Западом функционируют по следующим правилам:

— Географическая асимметрия интересов является с точки зрения США естественным, оптимальным и прогрессирующим состоянием международных дел. Американская зона влияния априори не имеет очерченных пределов и должна со временем расширяться прямо пропорциональным образом, тогда как Россия может действовать исключительно в рамках определенных границ, которые со временем должны сужаться вплоть до полного исчезновения.

— Аксиологическая несовместимость субъектов приводит к полному отказу от развития в логике конвергенции и неготовности к признанию права быть «другим» в долгосрочной перспективе: интересы США воспринимаются как легитимные по своей природе и универсально применимые, тогда как легитимность интересов России ставится под сомнение в силу их органической порочности. В борьбе американского «добра» с российским «злом», диалектическая интерпретация заменяет объективные факты: американская война это «стремление к миру», американская оккупация это «свобода», американские бомбы не убивают, а «защищают» и т.д.

— Постсоветское пространство воспринимается как зона конфронтации (сопротивления западной модели, латентного или активного). Распад СССР считается незаконченным до тех пор, пока на всей его территории не примут за основу развития западную парадигму. Политическая, стратегическая или экономическая реинтеграция вне западной модели как вариант развития данного пространства исключается. Применяется следующая логика: СССР как одно целое не развивался по-западному, а когда он распался, то часть его территории начала развиваться по-западному. Следовательно: если одна большая Россия (или Украина) не развивается по-западному, то необходимо опробовать возможность развивать по-западному несколько мелких России (или «Украин»). Ценность применения западной модели развития ставиться выше ценности территориально статус-кво. Вариант того, что западная модель может на этой территории оказаться неработоспособной исключается.

— Возникающие противоречия воспринимаются в качестве игры с нулевой суммой: выигрыш одной стороны автоматически выглядит как проигрыш другой. Понятие общего интереса отсутствует в принципе. Следовательно: белорусская или казахстанская стабильность – плохая, так как она в интересах России, а украинская или грузинская нестабильность – хорошая, так как она против интересов России.

— Существующие между партнерами различия во внутренней модели развития возводятся в абсолют и приобретают идеологическое измерение. Любое «отклонение» российского устройства от американской «нормы» квалифицируется на шкале авторитаризм – тоталитаризм. По данной логике любой человек, организация или государство, который выступает противником этой модели внутри России или вне ее, считается морально оправданным независимо от его фактических намерений и действий. Следовательно, любой кто, не только поддерживает российскую модель, но и тот, кто отказывается с ней бороться, автоматически становится морально опороченным. Казахский президент, который обращается к России как к донору модели – это кровавый диктатор, подавляющий мирный протест угнетенных граждан, тогда как украинский президент, отрицающий российскую модель, может подавлять, красть и обманывать сколько хочет, так как все это «необходимые» издержки переходного периода от неправильной модели к правильной.

— Универсальные по своей сути проблемы глобального развития трактуются не как общие вызовы, а как инструмент для использования с целью ухудшения позиции соперника. Все джентльмены Лондона и Вашингтона знают, что «Талибан» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) или бандеровщина это, конечно, отбросы международного сообщества, но, если они создают проблемы Москве, то необязательно с ними бороться, а можно даже тактически поддержать.

В таких условиях крайне нереалистично ожидать от России «конструктивного» подхода к поддержанию мирового порядка, который настолько однозначно противоречит не только ее интересам в смысле какого-то движения вперед, но фактически обретает ее на постепенное исчезновение, и то не только в качестве полюса силы в какой-либо сфере (великой державы), но в принципе субъекта международных отношений. С точки зрения рационального игрока, анализ данных вводных не дает другого результата, кроме как стремления к изменению отдельно взятых параметров, а лучше всей системы полностью. Особенно после того, как все вышеуказанные принципы были в полном объеме со всей прямотой продемонстрированы в отношении российских предложений в ходе женевской встречи. Конфронтация, хаос, нестабильность и в определенных аспектах даже активный конфликт являются более рациональным выбором, чем продолжение существования в рамках координат, которые с каждым годом, если не с каждым днем, ухудшают твои позиции. Поэтому как тон, так и содержание российских комментариев в Женеве не удивительны: мотивации поддерживать существующий порядок нет никакой, а любая, даже самая рискованная попытка его сломать потенциально более перспективная, чем нынешнее статус-кво.

Так, стоит ли в свете всего наблюдаемого сейчас разрушить памятник в Брзеббуга, который своим неуместным пафосом похож на жестокий троллинг над способностью человечества ценить хорошее и избегать плохого? Ведь, не прошло даже одно поколение и все мечты, в честь которых он был возведен, уничтожены, а термин «новая холодная война» вошел в обыденный оборот не только среди специалистов. Плохую атмосферу между Россией и Западом в той или иной дозировке успел почувствовать на себе практически каждый из нас: начиная с тех, кто из-за «вакцинной войны» не смог покататься на лыжах в Куршавеле и заканчивая, увы, теми, кто лежит под землей в степях Донетчины.

Как мы прошли этот путь? Это стечение обстоятельств, ошибка или закономерность? Была ли альтернатива или мы в силу геополитического детерминизма обречены на конфронтацию до полного уничтожения противника? На какой стадии противостояния мы находимся сейчас: разгара, стабилизации или падения? Какие шансы перерастания «холодной» войны в «горячую» и где на карте мира этот перескок может произойти? Где зона компромисса, какие ставки и чем могут пожертвовать стороны ради возвращения к «мальтийской» атмосфере? Видит ли кто-нибудь в Москве и Вашингтоне рассматривает диалог как философскую основу исторического момента и смысл прогресса в международных отношениях? Или режим перекрикивающихся монологов безальтернативен?

Учитывая всю неожиданность поворотов истории от Ялты до Мальты и от Мальты до Женевы, у меня лично нет однозначных ответов на эти вопросы. Есть всего лишь лабораторно смоделированные, по-академически заумные гипотезы, не учитывающее психоэмоциональную составляющую, которая, как неоднократно доказала история, прогнозированию поддается с трудом. Точно знаю одно: грядущее на днях встречи в Брюсселе и Вене — это, возможно, последний шанс на то, чтобы нынешнему поколению политиков тоже кто-то когда-то поставил памятник.

Якуб Корейба — кандидат политических наук (Польша), специально для Sheynin.ru