Наткнулся на обсуждения ролика, в котором Александр Роднянский объясняет в Израиле официанту, уехавшему из России, которому предстоит теперь мобилизация в Израиле, что, мол, «это другое». Мол, в Израиле служить почетно, а в России не так.
Никогда не стал бы обращать внимание на любые обсуждения Александра Роднянского, про которого все в общем было понятно и до СВО, и без СВО. Но тут дело все ж не в нем.
Это вообще интереснейший феномен сознания, а точнее — глубокого подсознания части тех наших сограждан, кто так или иначе, прямо или даже очень опосредовано имеет отношение к еврейству и, соответственно, Израилю «как варианту эмиграции». Только по причине этого социально-антропологического феномена мне эта тема и интересна, будучи актуальной сейчас.
Так вот: я плотно столкнулся с этим феноменом в конце 2014 года, когда по стечению обстоятельств оказался свидетелем одного интервью для документального фильма про Израиль. Среди героев фильма были известный поэт и художник Михаил Гробман и его жена Ирина Врубель. (Сознательно опускаю все эпитеты, подобающие его значимости для русской культуры, искусства, авангарда, концептуализма. Как абсолютно оправданные, но к этой истории отношения не имеющие).
Они эмигрировали из СССР в Израиль еще в начале 70-х годов. Ему было уже за 30, он успел состояться в СССР и сумел не «потеряться» в Израиле именно как творческая личность. Именно опытом «смены судьбы» эти герои и были интересны для авторов фильма. И разговор был в основном именно про эту «бытовую» сторону эмиграции.
Рассказывая об их с Михаилом Яковлевичем «советском» периоде жизни, его жена упомянула, как в конце 50-х в течении долгого времени прятала его на даче от призыва в армию. И рассказано это было, как нечто естественное и само собой разумеющееся. И в этот момент разговора ничем и не удивившее особо. А потом, рассказывая о жизни в Израиле в первые годы после эмиграции, сам Михаил Гробман упомянул о том, как после приезда в 1971 был … призван в израильскую армию, в артиллерию и в 1973 году участвовал в боевых действиях. И даже с гордостью показал на комоде фото тех времен, на боевой позиции у орудия, ведущего не учебный огонь… С гордостью и тоже как само собой разумеющееся.
И вот тут у меня случился разрыв шаблона. Советский юноша, родившийся в 1939 году, заставший в сознании, как минимум, ощущение большой войны и победы в ней, выросший, видя и зная ее тяжесть и последствия, весь такой творческий и возвышенный, считает естественным для себя прятаться от службы в своей стране и неестественной для себя подготовку к участию в ее возможной защите от внешних врагов. Готов понять, хотя и не принять.
Потом этот повзрослевший творческий юноша решает эмигрировать в другую страну. Нехватка творческой свободы, самореализации, рамки системы и всё такое… не спорю опять же, всяко бывает. Но! Приехав в другую страну, в которой никогда не жил, не бывал, ничего пока для него не сделавшую… Он не просто считает невозможным как-то уклониться от армии, но и участвует в войне за… вот вопрос за что на тот момент? Прожив там всего-ничего? Но ведь за что-то же? За что-то же ему вполне понятное и необходимое, и важное — раз потом всю жизнь этим гордится! И никаких идей «откосить» по факту или «стесняться» потом не возникает. Парадокс? Как минимум.
Собственно, моим вопросом после интервью и была просьба объяснить мне этот парадокс. И Михаил Яковлевич, я видел это, вполне готов был ответить и ответ у него был, и настрой на откровенность тоже. Он вообще человек очень цельный и естественный… Но человек, бравший интервью, очень взволновался в этот момент и почти заставил того замолчать, а меня призвал к вежливости и уважению, и вообще взять себя в руки. В итоге, вопрос мой так и остался неотвеченным, а сам я окончания съемки дожидаться не стал… Но даже не услышав ответа, я понял, что есть определенная категория людей, для которых неким удивительным и, что особенно интересно, естественным для них образом, страна в которой они родились, состоялись, возможно даже многого добились… всё равно в пределе как бы не до конца «их». То есть как бы их, но…
И вот это «но» у разных людей проявляется в очень разные моменты и очень по-разному. Причем у кого-то непостижимо естественным образом, у других — до отвращения «надуманным».
Как у того же Роднянского, который начинает подводить под это какую-то идиотскую «рациональную причину». Рассуждая о том, в чем ничего не смыслит ни в России, ни на Украине, ни в Израиле. Например, о мотивации воинской службы, участия в боевых действиях, защите Родины и так далее. Не понимает ничего этого ЛИЧНО, в приложении к СВОЕЙ жизни.
Я всё это к тому, что мотивации людей часто глубже и сложнее, чем мы можем понять из личного опыта. И тем опаснее, когда эту сложность и неоднозначность такие вот роднянские начинают заполнять собственным дерьмом. И текст мой именно и исключительно не про дешевый высер Роднянского, а про важные для понимания сложности темы нюансы. Которые тем интереснее социальному антропологу, что отнюдь не каждый, кто мог бы или может уехать в тот же Израиль, обязательно это делает. И для многих из тех, кто мог бы и может, есть лишь одна Родина — Россия, когда дело касается выбора, кто ты и с кем ты. Потому что Россия (как бы она ни называлась в моменте — империя, Союз, Федерация) — это всегда куда больше, чем страна. Это образ мысли, это образ и восприятие жизни, это состояние души, это, одним словом, СУДЬБА. И не каждому она по плечу и по силам (как, кстати говоря, и тот же Израиль). И так всегда было, есть и будет — кто-то не может в России, а кто-то — без России. И тут парадоксов куда больше и не менее интересных, чем описанный. Но это уже другая история…
