МОСКВА. В этом тексте, как и в предыдущих, я не претендую ни на какую военную аналитику. Это исключительно мое внутреннее видение и ощущение от происходящего. Оно не предполагает спора и доказательств: можно принимать, можно отвергать.
Потребность поделиться этим выросла из того, как мне видится эмоциональное восприятие многими в моем круге общения, в соцсетях и в целом в обществе нынешнего этапа специальной военной операции на Украине. Точнее, итогов первого ее этапа. Некое недоумение и легкое разочарование. Вызванные, на мой взгляд, завышенными ожиданиями и особенно недооценкой контекста и истинного масштаба происходящего.
Для начала немного истории. При всей слабости исторических аналогий.
Вспомним так называемую «зимнюю войну» или «Финскую кампанию» 1939-1940. Красная Армия начинала её в ноябре 1939-го, имея весомое численное преимущество над финской армией и еще более ощутимое техническое превосходство. В ходе первого этапа войны, небольшой, но очень мотивированной и мобильной финской армии удалось нанести нашим частям довольно серьезные удары. Целые дивизии попадали в окружение и несли ощутимые потери. При выходе теряя значительное количество техники.
И это при том, что помимо численного и технического перевеса за спиной у Красной Армии были недавние весьма успешные кампании: освободительный поход на Западную Украину и Западную Белоруссию, победа над японцами на Хасане и Халхин-голе. У финнов же никакого значимого боевого опыта не было.
И все же на первом этапе нанести решающее поражение финской армии не удалось. РККА потребовалась перегруппировка перед вторым этапом. Он был связан со штурмом укрепрайона, линии Маннергейма, которую финны создавали достаточно долго. Она считалась непреодолимой. Но Красная Армия смогла после перегруппировки и переоценки своих действий успешно взломать линию Маннергейма, проявив невиданные стойкость, упорство и мужество. Что привело к капитуляции Финляндии и подписанию договора, соответствовавшего изначальным требованиям Советского Союза. Была отодвинута граница от Ленинграда, что впоследствии, с началом Великой Отечественной, сыграло немаловажную роль.
Как вы уже поняли, параллелей с сегодняшней операцией на Украине просматривается немало. В том числе и в успешной на первом этапе полупартизанской тактике наскоков, взятой тогда на вооружение финнами.
Кстати, в той зимней кампании важный боевой опыт получил будущий легендарный создатель ВДВ СССР Василий Филиппович Маргелов. Который со своим батальоном начал отрабатывать тактику ответных действий против внезапных налетов финских диверсионных отрядов на наши штабы и полевые госпитали. Во время которых финские бойцы проявляли хладнокровную жестокость, в том числе, и к раненым, и к медперсоналу.
Можно найти и массу других параллелей. Например, те же финские снайпера- «кукушки», причинявшие нашим частям немалый урон. Многое из этого мы наблюдаем и в эти полтора месяца боев с ВСУ и нацбатами. И эффективная работа снайперов, и диверсионные налеты и подчеркнутая жестокость к пленным.
И это при том, что по численности украинская армия не уступает нашей группировке, привлеченной к первому этапу. А по количеству мобилизационного ресурса даже превышает, учитывая, что на Украине за эти годы до 600 тысяч человек прошли через АТО, то есть, имеют реальный боевой опыт. И многие из них сейчас под ружьем и в армии, и в терробороне. У нас массового опыта участия личного состава в такого рода боевых действиях к началу операции не было. Можно как угодно хорошо подготовить бойца на занятиях и учениях, но к применению по тебе артиллерии, систем залпового огня, танковых атак нужно привыкать. Да и вообще требуется время на перестройку сознания, когда по тебе стреляют боевыми и именно с целью убить. Да и вести огонь на поражение самому это… не совсем то же самое, что по мишеням. Это я знаю на личном опыте и прекрасно понимаю, что требуется время «ввоеваться». Перейти в некое иное состояние и физическое, и психологическое. Повторюсь, изначально тут было своего рода преимущество у ВСУ. Это нельзя забывать и недооценивать при анализе первого этапа
При этом, у ВС РФ есть, конечно, значительное техническое превосходство. Прежде всего в авиации и высокоточном оружии. Но в боях в плотной городской застройке эти преимущества не всегда могут перевешивать индивидуальную боевую подготовку противника. Тем более, использующего в качестве прикрытия мирное население. В основном по преимуществу русскоязычное во всех регионах, где велись боевые действия. Значение и влияние этого фактора я даже не берусь оценивать, но уверен, что оно огромно.
Более того, говоря о техническом преимуществе ВС РФ нельзя забывать еще один важнейший фактор. Как мы теперь прекрасно знаем (этого не скрывают американцы и натовцы), украинская армия является по сути наконечником «натовского копья»: тот же министр обороны США Ллойд Остин открыто признал, что украинской армии предоставляется разведывательная информация со спутников для планирования операций, в том числе и наступательных. То есть практически все действия и маневры нашей армии видны ВСУ, эта информация предоставляется натовским командованием. Это все тоже нужно учитывать при оценке того, как прошел первый этап операции.
По сути, с самого начала это было опосредованное столкновение с целым рядом возможностей НАТО. Многие сейчас задаются и вопросом, чего мы медлим, почему даем им передислоцироваться, позволяем подогнать подкрепления?
Рискну предположить, что отчасти и на первом этапе и сейчас мы, возможно, имеем дело со своего рода масштабной «разведкой боем». Есть такой метод ведения боевых действий, когда вступают во взаимодействие с противником для того, чтобы выявить максимально его тактику ведения боевых действий, структуру боевого управления, огневые возможности. Только в непосредственном контакте можно заставить противника показать, где находятся склады ГСМ, откуда происходит пополнение боеприпасов, где базируется техника. То есть заставить начать функционировать на полную мощность военную машину противника, чтобы выявить ее ключевые узлы. Как мы с вами видели, именно после нескольких недель первого этапа, началась активная обработка складов ГСМ и боеприпасов высокоточным оружием.
Думаю, первый этап выявил также в полной мере степень и характер взаимодействия украинской армии с натовскими разведывательными структурами и степень, и механизмы управления украинской армией натовскими структурами. Все эти методы дистанционного управления были важны и уверен, что проведен четкий анализ этого взаимодействия, который будет учтен при проведении второго этапа спецоперации. Без чего решение сложнейшей задачи разгрома мощнейшей группировки ВСУ было бы ещё более сложным.
Еще один важный на мой взгляд момент. Лично я понял, почему так «расчехлились» ЕС, НАТО и западные политики в своей военной поддержке Украины. Еще недавно немыслимо было услышать от главного дипломата ЕС Жозепа Борреля слова о том, что война должна закончиться не переговорами, а на поле боя. Думаю, это объясняется тем, что ненависть – продолжение страха. Эта риторика является проявлением страха тех, кто понимает, что сейчас мы все участвуем в противостоянии двух самых сильных, мощных воинских культур. Точнее, по сути дела, двух частей одной воинской культуры. Как бы они ни относились сейчас к нам, но украинцы являются базово представителями той же самой военной культуры и психологии, что и мы. Сейчас сражаются друг с другом две части единой воинской культуры. Фраза «Русские не сдаются» характерна для каждой из сторон. Европейцы понимают, что кроме этой боевой и готовой сражаться и умирать до последнего армии ВСУ, других даже близко похожих на это солдат нет и им неоткуда у них взяться. Есть техника, есть разведывательные системы, но людей, которые способны сражаться так, у них нет. Именно потому так усиленно «зомбировали» украинцев и «перепрошивали» их менталитет, превращая в «анти-Россию».
Как тут не вспомнить по аналогии про турецких янычар. Которых в свое время турки выращивали из детей, которых забирали именно из христианских семей покоренных ими народов. Этим подросткам «перепрошивали» мозги и они становились ударной пехотой турецкой армии. Сражаясь зачастую именно с бывшими соплеменниками и единоверцами, но уже в ином качестве и с иным менталитетом.
Именно поэтому Западу сейчас панически страшно: если не станет украинской армии, им уже нечего нам противопоставить на поле боя. А они понимают, что «расчехлившись» так, как они это сделали за эти полтора месяца, они уже не знают, чего ждать от нас. Уже сделано и наговорено очень много. От их оружия гибнут наши солдаты, ответ за это, возможно, придется нести им самим, если они не смогут с помощью украинской армии нас остановить или переломить.
Это очень важно понимание для оценки целей специальной военной операции. Мы ведем боевые действия не с вооруженными силами Украины, а противостоим блоку НАТО. Поэтому все тяжести, сложности и потери нужно воспринимать как прямое военное противостояние с натовской военной машиной. Опирающейся на боевое качество и боевой дух украинцев, унаследованный из нашей общей воинской традиции. Просто представьте себе на секунду на месте обороняющихся в Харькове, Гуляй Поле, Авдеевке, Горловке, Изюме, Мариуполе военнослужащих любой натовской страны. Я вот никого не могу себе представить и близко сражающимися так. Таких воинов у западных стран в массовых количествах просто нет по факту. Именно поэтому и масштабные поставки оружия, и нарастающий уровень технической поддержки украинской армии средствами наблюдения и контроля.
Для меня важно это все сформулировать для понимания и оценки того, как идет специальная военная операция и чем она является. Не нужно недооценивать масштабы и степень военного противостояния. Если мы будем понимать и правильно оценивать масштабы оказываемого нам сопротивления, то будем намного более реалистично воспринимать сложности, с которыми сталкиваются наши военные и оценивать их без лишних эмоций и фрустраций.
Считаю это очень важным и для состояния нашего общества в целом. Поскольку это состояние, в том числе, транслируется нашим войскам. Более того, я считаю, что на сегодняшний день наши главные проблемы – не в сложности того, что происходит на фронте, а в недостаточной определенности и внятности того, что происходит в политическом, социальном и идеологическом измерении этой специальной военной операции.
Но это уже отдельная тема.
Продолжение следует.